Рональд Харвуд - Квартет [Quartet]
Я должна сесть… Я в списке очередников на операцию тазобедренного сустава. (Присаживается рядом с РЭДЖИ, говорит ему на ухо). РЭДЖИ, дорогой, не создавай лишних трудностей, их и так уже много. Я знала, что ты здесь и что мое присутствие может быть для тебя неприятным.
РЭДЖИ. О каких трудностях ты говоришь? О каких трудностях?
ДЖИН. Поверь, у меня не было выбора. Дай мне сказать то, что я должна сказать. Прости, что я причинила тебе боль. Пожалуйста, будь ко мне снисходителен. Мы и тогда были разными людьми… Так вот. Я целую неделю репетировала свою речь. Как первоклассница.
РЭДЖИ молчит.
Как будто я шла на свою первую репетицию.
Рэджи молчит.
Всегда хочется произвести хорошее впечатление. Расскажите мне подробно о вашей жизни. Ваш директор показался мне таким обаятельным.
СИССИ. Мы называем его диктатором. Или Дуче.
ДЖИН. Оригинально! (Не понимает почему). Скажу, что я была очень разочарована, когда мне представили всяких хористок — их я лично не знала. Быть может и видела несколько раз… и еще оркестрантов, мне совсем незнакомых. Но я-то надеялась встретить здесь настоящих звезд.
СИССИ. У нас живет Фрэнк Уайт, флейтист. Чем не звезда? Однако боюсь, что долго он не протянет. Бедняга еле дышит. Так его жаль! Он даже не понимает, где он находится. Сидит в своей комнате, никого видеть не хочет. Представьте, даже меня. А ведь какой был виртуоз! Когда-то мы с ним очень дружили. Однажды он разрешил мне подержать свою флейту.
УИЛФ усмехается.
А какие звуки он издавал!.. Разумеется, на флейте. Чистое золото. И с такими переливами, словно хор ангельских голосов.
ДЖИН. Мне показалось, что в углу прятался Боби Суэндон.
СИССИ. На него это похоже.
ДЖИН. Боже, во что же он превратился?!
УИЛФ. Он почти слепой. Врачи наблюдали за его катарактой. Ждали, пока созреет. И дождались… А теперь говорят, ждать было не нужно. Все решает микрохирургия… Эти врачи, сукины дети!
СИССИ. ДЖИН, у нас у всех есть свои маленькие территории, где мы собираемся. Вот этот зал наш. Музыкальный салон и терраса. Но когда я сюда впервые вошла, я испугалась. На стенах какие-то бездарные натюрморты — птицы, рыбы, артишоки. На психику действовало угнетающе. Я решила все переделать по-своему!
ДЖИН. Вижу. Хорошим вкусом ты никогда не отличалась.
СИССИ. А мы считаем себя элитным клубом.
УИЛФ. Мы — элита. Вот мы кто — элита.
СИССИ. Когда я пригласила тебя вступить в наш клуб, я, разумеется, говорила от имени всех его членов.
РЭДЖИ. Но только не от моего имени!
УИЛФ. Ты должна выполнять наше правило, ДЖИН. Не вызывай к себе чувства жалости. Никогда не задавай двух вопросов: как вы себя чувствуете и какие у вас на сегодня планы? Это все, что ты должна помнить.
ДЖИН. Должна сказать, что мне был оказан очень теплый прием. Люди меня узнавали, даже слегка аплодировали. Как это трогательно! Вспоминаю, это было совсем недавно в Ковент-Гардене, когда я появилась в ложе как почетная гостья, зал приветствовал меня стоя. Разве это не потрясающе?
СИССИ. А однажды в Нью-Йорке зал приветствовал меня сидя.
УИЛФ. Вероятно у них в Нью-Йорке была сидячая забастовка.
ДЖИН. Какой у вас прелестный сад! Сколько цветов. Я обожаю нигелии и розы.
СИССИ. А какие цветы были в прошлом месяце — полиантусы и незабудки. Такие у вас в Карачи, вероятно, не растут.
ДЖИН с удивлением смотрит на нее.
ДЖИН. Благодарю небо за этот легкий бриз. Хотя жара тоже чувствуется. Но я ее легко переношу. Но как это убийственно для тебя, СИССИ, тащить на себе весь свой вес. А я любила часами лежать на солнце — и ничего.
СИССИ. А там дальше за красным буком небольшая роща, где растут колокольчики. Нам позволяют ходить туда на прогулку. Только с провожатыми. Надо получить разрешение от матроны. Какие в этом году были там колокольчики! Правда, они уже отцвели.
ДЖИН. Как и мы.
СИССИ. ДЖИН, не говори так! Мы счастливы, что попали сюда. Мы все как единое целое. Правда, кое-кто иногда впадает в депрессию, и все из-за этой секретности. Люди начинают шептаться, кому-то стало плохо, у кого-то крыша поехала, кого-то увезли в дурдом. Но это долго не продолжается. А зачем этому продолжаться? Ведь вокруг столько радостного! Люди приезжают и уезжают: новые лица, старые друзья, группы физподготовки, трудовая терапия, всевозможные лекции — просто захватывающе! А для таких женщин, как я, которые не были замужем и не имели детей, чьи дорогие и близкие уже там — этот Дом просто подарок божий. Волшебная сказка с волшебными огоньками! А люди здесь такие интересные, такие неожиданные. Есть у нас драматический тенор — только имя забыла, — но ты с ним познакомишься — он играл Отелло, пел, как умел, а Дездемона была… ни за что не отгадаешь — откуда — Из Ганы. Разве это не чудо? Только с сюжетом как-то не стыковалось.
УИЛФ. Есть у нас и садовник, с виду довольно брутальный — не так ли, СИССИ? Откликается на имя Нобби. Работает всегда обнаженным до пояса. Мускулы так и лоснятся от пота.
СИССИ. Обожаю запах мужского пота.
УИЛФ. Это мы уже слышали.
СИССИ. Могу часами наблюдать за ним, когда он работает.
УИЛФ. Осторожно, СИССИ, подожжешь фитиль на своем шагомере.
СИССИ. А от Фрэнка Уайта пахло медом.
УИЛФ. ДЖИН, я был так удивлен, узнав, что ты здесь. По моим сведениям, ты жила на Итон-сквер.
СИССИ. А наш бассейн тебе показали? Вода в нем всегда теплая. И я каждое утро там плаваю.
УИЛФ. А я наблюдаю за ней. Это моя единственная физическая зарядка.
ДЖИН (РЭДЖИ, интимно). РЭДЖИ, ну скажи мне хоть что-нибудь. Я так мечтала снова увидеть тебя. Поверь мне. О прошлом говорить не будем. Что было — то было. Давай будем просто друзьями. Сейчас и вовеки веков.
РЭДЖИ молчит.
Я полагаю, что наши друзья, здешние обитатели не будут все время трещать о своих успехах и неуспехах в прошлом — это ведь таи раздражает, не правда? Боюсь, что это симптом старости. Мой покойный муж все время повторял одно и тоже.
РЭДЖИ. Который твой покойный муж?
ДЖИН. Найджел. Найджел Харрис.
РЭДЖИ. Он у тебя четвертый или пятый?
ДЖИН не отвечает.
ДЖИН. А здесь хорошо кормят?
УИЛФ. Превосходно. Если ты закажешь жареного барашка с заварным кремом, тебе иногда могут подать и то и другое вместе.
РЭДЖИ. А кем был Найджел Харрис?
ДЖИН не отвечает.
ДЖИН. А вы все здесь давно живете?
УИЛФ. Я около года.
СИССИ. А я девять месяцев.
РЭДЖИ молчит.
УИЛФ. РЭДЖИ у нас новичок. Он, кажется, отбыл шесть месяцев своего срока. Я не ошибся, РЭДЖИ?
ДЖИН (УИЛФу). Я слышала о смерти твоей жены Белинды. Я очень тебе сочувствую. Ее звали Белинда?
РЭДЖИ. Ее звали Мелисса. Она была хорошей женой. Нежной. Уступчивой. Тактичной. Они прожили вместе тридцать пять лет.
УИЛФ (расстроен). Прошу тебя, Рэдж, не надо! (Отворачивается).
Короткая пауза.
ДЖИН. А что у вас здесь за шумиха по поводу десятого октября? Директор сказал, — он так и сказал: комитет, предложит мне участвовать в каком-то концерте. А что за концерт — он так и не объяснил.
УИЛФ. Юбилейный концерт.
ДЖИН. В честь кого?
СИССИ. В честь Джона Грина.
ДЖИН. Такого не знаю. Кто он?
СИССИ. Знаешь, знаешь! Сейчас объясню. Я член юбилейного комитета. А председатель Седрик Ливингстон. Он пригласил меня вступить в комитет на следующей неделе после моего приезда. Им нужен был человек радостный, оптимистичный. Конечно, председателем должен быть РЭДЖИ; мы все хотели его избрать. Но Седрик крепко держится за свое место. Мы составляем официальные извещения, ведем протоколы, занимаемся чепухистикой, но себя мы чувствуем такими важными, деловитыми, а тут еще день рождения Верди. Отмечается каждый год. А знаешь, как будет Джузеппе Верди по-английски? Джо Грин. Улавливаешь шутку, ДЖИН?
ДЖИН. Да, да, конечно. (Но она «не улавливает»).
СИССИ. У него День рождения десятого октября. А мы всегда отмечаем торжественные даты: Томи Бичема, Бриттена, Моцарта. Но ведь никогда не знаешь, что это — день рождения или смерти? И мы всегда стараемся просчитать вперед — кто следующий… И все в таком ажиотаже! Каждый хочет внести свою лепту. И вот приближается наш первый гала-концерт. Все ждут, что РЭДЖИ исполнит «Сердце красавицы». Ты споешь, РЭДЖИ?
